В ацтекской мифологии высшая власть принадлежала Ометеотлю Мойокойатцину – Богу дуальности или Господину, который находит сам себя в омэйокани (метафизическое «место дуальности»).
Он воспринимался как универсальная основа сохранения Вселенной; единая действительность; высшее невидимое начало, которое само себя зачало, совмещая в себе женский и мужской принцип.
Ацтеки обращались к нему: «Тотекуийо ин илуикау ин Тлалтикпаке ин миктлане» (господин наш, хозяин небес, земли и обители мертвых), «ин Тлокэ ин Науаке» (хозяин непосредственной близости), «Хиутекутли» (господин огня и рока/судьбы), а иногда – «Уеуетеотль» (старый бог), «ин Тетеу инан ин Тетеу ита» (мать и отец богов) или «ин Тонан ин Тота» (наша мать и наш отец).
Таким образом, этот Бог представлял собой одновременно и субъект и объект, находящиеся между собой в непрерывной связи. И, благодаря нему, основывалось все, что может претендовать на истину и во всех абсолютно сферах.
Остальные боги множественного ацтекского пантеона рассматривались всего лишь как лики Высшего Божества (его маски или фазы).
Так, днем сила Ометеотля сосредотачивалась в Солнце и олицетворяла источник жизни. И тогда Ометеотля называли Тонатиу (тот, кто производит тепло и свет), то есть день; Ипалнемоуани (тот, благодаря которому мы живем/тот, кто дарует жизнь); Тецкатланехтиа (зеркало, благодаря которому возникают вещи); Ситлаятонак (свет, который заставляет сиять вещи) или Йецтлакенки (тот, кто одет в красное).
Когда на землю опускалась ночь, Ометеотль становился невидимым, неощущаемым и проявлял себя под именем Йоуалли-ээкатль (ночь-ветер/невидимый как ночь/неощутимый как ветер).
Отождествляли его и с Луной. В этом случае его называли Тецкатлипоки (дымящиеся зеркала), а для звезд Ометеотль надевал маску Ситлалиникуе (той, у которой сияющая юбка из звезд) или Теколликенки (одетой в черное).
Олицетворяя Землю, Ометеотль проявлял себя под именами Тлайяманака (той, которая поддерживает Землю) и Тлайличкатля (того, кто покрывает землю хлопком – т.е., насылает тучи).
Ометеотль существовал даже в центре Земли – под именами Тлалтекутли, Коатликуэ или Сиуакоатль (той, у которой юбка из змей или женщины-змеи). Здесь Ометеотль проявлял себя в роли матери, дающей жизнь всему сущему.
Как Ипалнемоуани (жизненное начало) Высшее Божество проявлялось под маской Чалчиуттлатонак (тот, кто заставляет сиять вещи, как яшма). Под именем Тлалока (тот, кто заставляет растения расти) он стал Владыкой дождей и наделял Землю плодовитостью.
А под именем своей супруги Чалчиутликуэ (той, у кого юбка из яшмы) – слыл Богиней текучих вод, морей и озер.
Для людей же Ометеотль выступал как супружеская пара Тонакатэкутли и Тонакасиуталь (господин нашей плоти и госпожа нашей плоти), которая посылает людей в мир и помещает их судьбы в материнскую утробу.
Как символ неощутимого и Владыка мудрости Ометеотль проявлял себя под маской пресловутого Кетцалькоатля – Змея с перьями кетцала.
И, наконец, в таинственной области мертвых Ометеотль, живя «в тени» этого места, скрывал свой двойственный лик под масками Миктлантекутли – Владыки обители мертвых и Миктлансиуатль – Владычицы обители мертвых.
Именно Ометеотль, предварительно разделившись на пару Ометекутли и Омесиуатль – Владыку дуальности и Владычицу дцальности, начал действовать в соответствии с волей своей, природой и способностью зачинать, выступив, как создатель универсума, в котором ним же были установлены законы и порядок всего сущего.
Человек здесь считался божественным творением.
Интересно, что, если в стародавних мифах его непосредственным творцом выступал Ометекутли или сыны супругов Ометекутли и Омесиуатль, то позднее роль творца перешла к Кетцалькоатлю.
В текстах «Флорентийского кодекса» Кетцалькоатль выступает синонимом Ометеотля и наделяется такими титулами как «ин тейокойани ин течиуани» (творца или изобретателя людей), которому помогала его инамик (жена/подобие) – Сиуакоатль.
Некоторые, скажем так, второстепенные боги (Апантекутли, Уйиктлолинки, Тепанкицки, Тлайяманак, Тцонтемок) также принимали участие в сотворении людей, исполнив, как и сам Кетцалькоатль, обряд покаяния.
Что это за обряд нам рассказывают тексты «Рукописи 1558 г.», опубликованные Вальтером Леманом: для сотворения человека Кетцалькоатль спустился в обитель мертвых, чтобы отыскать чалчиуомить (ценные кости). Найденые им кости его жена смолола и положила в таз, над которым Кетцалькоатль пустил кровь из своего члена. Некоторые боги совершили обряд покаяния аналогичным образом.
Из-за этого люди получили название масеуалы – заслуженные, благодаря покаянию.
Отношение у Творца к созданным им людям было двояким.
Так, с одной стороны, - ими можно было заполнить поверхность Земли, потому как боги были «обеспокоены тем, чтобы кто-нибудь жил на земле». К тому же сотворение и существование ацтеков имело особое назначение в силу избранности этого народа, который помогал поддерживать дальнейшее существования универсума.
Почему? В ацтекской модели универсума только Ометеотль был сам по себе, а вот его фазы или маски в виде пантеона богов находились между собой в достаточно напряженных отношениях на почве желания господствовать над созданным миром.
Все это привело не только к борьбе и уничтожению друг друга, но и к разрушению мира.
Не удивительно, что ацтекам была вменена трансцендентальная обязанность – быть в этой божественной войне на стороне Солнца – воина Уйитцилопочтли, обеспечивать его чалчиуатль – волшебной субстанцией, содержащейся в крови людей-жертв. По представлениям ацтеков такие кровавые жертвоприношения наполняли Солнце силой и способствовали его победе над звездами и Луной - суть Злом, а также сулили продолжение жизни.
С другой стороны, Ометеотль создал человека всего лишь для того, дабы наслаждаться видом своих временных творений, населявших тлалтикпак (поверхность земли).
Если обратиться к текстам упомянутого выше «Флорентийского кодекса», то можно прочесть, что Ометеотль «держит людей на своей ладони… господствуя над бедными масеуалами… он передвигает» людей по своему желанию – т.е., люди для него выступают средством развлечения.
Вот и живут люди без надежды на отдых, страдают, ищут смысл своего существования – то, что положило бы конец их поискам и придало бы жизни некую незыблемую основу, определенность.
То, каким представлялось земное существование для тламатинимэ, иллюстрируют тексты «Ms. Cantares Mexicanos» (коллекция «Мексиканских песен»):
…Как каждая весна зеленая, таков наш удел:
приходит и распускается,
приходит, и наше сердце распускает венки,
Несколько цветов взращивают наше тело и вянут!..
… Мы приходим только грезить, приходим только спать
неправда, неправда, что на землю мы приходим жить...
…На земле мы не навсегда: лишь на время.
Даже яшма дробится, даже золото разрушается,
Даже перья кетцала рвутся,
На земле мы не навсегда: лишь на время…»
Как видно из этих строк, жизнь представлялась не только скоротечной, как и все на земле, но и сравнивалась со сном.
Относительно смысла людских деяний поэт тламатинимэ приходит тоже к весьма неутешительным выводам:
…Мы приходим сюда, чтоб только родиться,
А наш дом там, где находится место для лишения плоти.
Я страдаю: никогда… не приходило счастье.
Неужели я пришел сюда лишь для того, чтобы действовать впустую?
Не здесь то место, где создаются вещи…
Если на земле нет ничего привлекательного, способного принести усладу сердцу, и ничто не цветет, кроме несчастья… Если человек – лишь игрушка в руках Ометеотля, то что же представляет из себя жизнь, в которой все существует какое-то мгновение, чтобы потом разрушиться и исчезнуть навсегда?
Не остается ли единой утехой человека в его короткой жизни забытье в «грибном вине»?
…Если за один день мы уйдем
за одну ночь спустимся в область тайны,
и здесь мы только, чтобы узнать себя,
и на земле мы лишь мимоходом
мирно и радостно проведем жизнь:
приходите и наслаждайтесь,
пусть не приходят те, кто живет в злобе:
Земля очень широка!
Вот бы всегда жить, вот бы никогда не умереть!..
На первый взгляд, может показаться, что тламатинимэ смирились с подобной безрадостной участью. Однако это не так. Они не прекращали поиски смысла жизни и истины. Более того, ими была поставлена цель: отыскать новую форму знаний, которые могли бы привести человека к истинному познанию Высшего начала и дать непоколебимую точку опоры.
Одним из достижений поставленной цели, а, возможно и «единственно истинным на земле» оказалась поэзия:
…Так говорят Айокуан и Куэтцпал,
Что действительно знают Дарителя жизни…
Там слышу его слова, действительно его,
Дарителю жизни отвечает птица-колокольчик.
Он поет, предлагает цветы, предлагает песни.
Как изумруд и перья кетцала сыплются его слова.
Может быть, там удовлетворяется Даритель жизни?
И это есть единственно истинное на земле?..
Почему бы и нет? Ведь настоящая поэзия заключает в себе своеобразную форму познания, плод внутреннего опыта… и есть результат интуитивного знания. Именно интуиция, цепляя самое сокровенное в человеке, позволяет ему посредством метафоры выражать то сокровенное, что ему удалось уловить.
Вот как, например, юный тламатинимэ выражает свое вдохновение: