. ФОРУМ МАГИИ И ЭЗОТЕРИКИ. 21+
Форум
автор Валерия Ср 01 Ноя 2017, 17:46Синдромом Диогена (синдромом старческого убожества) называют психическое расстройство, отличительными признаками которого являются социальная изоляция, склонность к хроническому накопительству, апатия и отсутствие стыда.
Чаще всего недуг поражает пожилых людей.
Для начала отделим психиатрический диагноз от вполне здоровой, но несколько преувеличенной необходимости человека накапливать огромное количество вещей, которыми он не пользуется.
Первое состояние связано с возрастными, органическими повреждениями головного мозга. Не секрет, что старость, которую многие называют «развитием наоборот», сопровождается значительными изменениями в эмоционально-волевой сфере. К таковым относят нарастающую подозрительность, нелюдимость, страх обнищания и ущерба и, соответственно, склонность к накопительству.
Возникают чувства малоценности и недовольства собой. Старость – это то время, когда личность получает шанс интегрировать все события своей жизни в целостную картину и насладиться мудростью и покоем. Если этого не происходит, то остается лишь объяснять недовольство собой прошлыми ошибками, которые уже нельзя исправить. Ощущение собственной нереализованности не позволяют «оседлать» колесницу судьбы и направить ее в будущее.
С личностью Диогена данное расстройство связано лишь отчасти. А именно, в том месте, которое касается маргинальности древнегреческого философа, его стремления игнорировать социальные нормы, ставить на первое место среди жизненных ценностей личную добродетель, а не общественные достижения.
В другом важном пункте – страсти к накоплениям – этот симптом относится к Диогену как белое к черному, поскольку известно, что, стремясь к простоте, философ выбросил свою единственную чашку, увидев, как мальчик пьет воду из ручья, зачерпывая ее ладонями. Степан Плюшкин – вот чей образ мог бы дополнить описание симптома: как хорошо известно из курса школьной литературы, даже одежда гоголевского героя состояла из удивительного количества дряхлых и разнородных вещей.
Навязчивое накопительство
Народная мудрость гласит: «Выкидывая хлам, главное – не начать его рассматривать». При погружении в бессмысленное накопительство люди в большей степени контролируют прошлое, нежели осваивают настоящее. В экзистенциальном измерении это соответствует меланхолическому мировосприятию.
Порой нам бывает жаль расставаться с вещами, которые являются якорями для приятных и волнительных воспоминаний. Как будто, выбрасывая бесполезный сейчас предмет, мы предаем навсегда связанные с ним переживания. И также выбрасываем их на помойку, отказываемся от них и теряем к ним доступ. Словно бы память – это наряженная новогодняя елка, которая становится жалкой, когда игрушки отправляют храниться на чердак.
Проблема в том, что часто за деревьями не видно леса. Многочисленные предметы, которые при изрядной сноровке действительно можно было бы использовать, теряются среди массы таких же, отложенных на потом. Часто мы даже не помним об их существовании, обращая на них внимание лишь тогда, когда дело доходит до уборки. Удивляемся тому факту, что до сих пор не нашли им применения, а иногда и вовсе не понимаем, как удавалось жить, не пользуясь этими пыльными сокровищами. И вновь отправляем их в запасники, но уже нагруженными смыслами и ожиданиями. И так может повторяться до бесконечности.
Правда, которая стоит за этими перемещениями предметов из зоны безразличия в зону интереса, достаточно проста, но при этом может показаться не очень приятной. Она заключается в том, что все, что хранится нами, фактически не используется. Иначе оно все время было бы под рукой. Фактически, хранить означает владеть бесполезными вещами, которые никаким значением, кроме символической функции по «обереганию воспоминаний», не обладают.
Мы можем обозначить зону живого интереса, в которой находятся предметы, связанные с текущей жизненной ситуацией. Это может быть что-то, связанное с работой, актуальными хобби, всем тем, что поддерживает привычный уровень жизненного комфорта. Периодически по ходу изменения ландшафта деятельности какие-то предметы покидают эту зону, а какие-то в ней оказываются. И это совершенно нормальный процесс. Предметы, как игроки хоккейной команды – кто-то играет в высшей лиге, кто-то спустился в первую, а кто-то, в силу различных обстоятельств уселся на скамейку запасных или вообще закончил спортивную карьеру. Важно уметь расставаться с тем, что фактически из опоры для интереса превратилось в обузу.
В гештальт-терапии одной из ценностей хорошего контакта с чем-либо является способность в нужное время ставить точку. Если этого не происходит, тогда отношения невозможно завершить, и тогда нельзя с уверенностью сказать, что что-либо вообще состоялось. Потому что у этого не будет конца. Чтобы день закончился, мне необходимо закрыть глаза и заснуть. Закончить отношения с этим днем, чтобы построить отношения с новым.
Представляете, что будет, если все время находиться в состоянии бессонницы? Так и здесь, как будто я хронически пытаюсь взять от ненужных вещей что-то еще, невзирая на то, что отношения с ними уже закончились. Можно сказать, что это особый способ игнорирования реальности.
Страх завершить отношения с объектом привязанности напоминает тревогу маленького ребенка, который экспериментирует со своим автономным от матери существованием. Вот он отходит от поддерживающих его рук, отделяется от опоры и вступает в пространство свободы и неопределенности, в котором все зависит только от него. Это одновременно и пугает, и вдохновляет.
Когда волнения становится слишком много, он возвращается для того, чтобы «подзарядиться» поддержкой, опытом совместности. А что если отойти от матери окончательно так и не получается? Если мы продолжаем держать ее в поле зрения, поскольку нам не удается взять некую «несгораемую» сумму уверенности и признания и сделать ее частью себя?
Похоже, что вещи каким-то образом придают нам устойчивость в меняющемся мире, причем эта устойчивость носит буквальный характер – порой вес хлама достигает нескольких десятков килограмм. Как будто состоявшийся опыт нуждается в подтверждении себя накопленными культурными артефактами, как будто можно утратить целостность личной истории, отнеся на помойку ее материальные компоненты.
Все, что случалось раньше, должно быть линейно и необратимо. Но для многих диск, купленный в подземном переходе по случаю окончания сессии, должен всегда находиться где-то поблизости как символ того, что это событие по-прежнему является важным. Даже если этот фильм никогда с тех пор не пересматривался. Мы словно бы не способны от чего-то отказаться и признать это несущественным и неактуальным. Это похоже на консервацию жизни в строго отмеренном наборе ингредиентов, как будто без одного из этих компонентов ощущения обеднеют, и их качество значительно ухудшится.
Возможно, где-то в этом кроется жалость к себе, невозможность признать, что некоторые выборы с точки зрения жизненной перспективы оказались не слишком удачными, страх начать жизнь с чистого листа и шагнуть вперед. Вместо этого мы сохраняем знакомую территорию для отступления. Это своеобразная замена действия подготовкой условий для этого действия, как будто хаос, накопленный вокруг, каким-то волшебным образом без нашего участия организуется в законченную и прекрасную форму.
Но для того, чтобы в жизни появилось что-то новое, необходимо уступить этому дорогу. Одним из лучших способов справиться со страстью к накопительству является творчество. Накопительство – это своеобразная стагнация, тогда как творчество, полное риска, ошибок и вдохновения, олицетворяет собой прямую противоположность стабильности и застоя.
Социальная изоляция
Социальная изоляция подразумевает под собой не только добровольное затворничество, при котором человек большую часть своей жизни проводит на территории своего жилища, но и отделение себя от само собой разумеющихся общественных норм. Изоляция сужает весь мир до размеров обитаемого пространства, в котором устанавливаются свои собственные правила. Все остальное снаружи как будто бы не существует, и тогда символическое послание затворника очень простое – оставьте меня в покое.
И тогда возникает много вопросов – а что такого произошло между ним и средой? Почему возбуждение и интерес, которые мы обычно испытываем к миру как набору разнообразных возможностей откатились назад, как морская волна во время отлива? Любопытство покидает реальность, и она теряет свою привлекательность и форму, как воздушный шарик без газа.
На мой взгляд, главная метафора переживания Диогена (уединение) в этом случае связана не с символом зрелости и духовного поиска, а с разочарованием и безнадежностью. Когда инвестиции, вложенные в бурный социальный рост, не оправдывают главного ожидания, а именно – не увеличивают количество счастья и не приносят удовлетворения. Когда социальная роль блестяще отыграна, а спектакль заканчивается, и зрители покидают вип-ложи, пустота на сцене оказывается настолько огромной, что на нее не получается набросить занавес. Разочарование становится настолько сильным, что лучшим выходом становится способность вообще ничего не хотеть. И тогда место разочарования занимает хроническая печаль.
Диоген делает из страха быть брошенным полную противоположность – желание бросить всех первым – и воспринимает неосознанную тоску как достоинство.
Отсутствие стыда
Нормальный, не токсический стыд является важным регулятором поведения человека. Стыд помогает контролировать уровень психического возбуждения, останавливая неуправляемую активность в том месте, где появляется взгляд другого человека. Стыдом я подтверждаю значимость видения другого. Если стыда нет – тогда можно все. С другой стороны, стыд появляется тогда, когда дело касается нас самих. Когда то, что происходит, очень интимно и имеет прямое отношение к нам «настоящим». Отсутствие стыда также говорит о том, что я плохо представляю, кто я такой.
Стыд – это чувство, возникающее в контакте. Чтобы появился стыд, необходим тот, кто наблюдает и стыдит. Бесстыдство, таким образом, является следствием тотального обесценивания тех, кто раньше был дорог, или к кому получалось прислушиваться.
Одиночество и негативизм
Обладатели синдрома Диогена всячески демонстрируют свою самодостаточность. Складывается впечатление, что они не только не нуждаются в контактах, но и воспринимают попытку близких быть с ними рядом как угрозу. Может быть, эта угроза связана со страхом нарушения привычного уклада жизни, поскольку способ существования Диогена редко находит поддержку у окружающих. А может быть, ощущение угрозы возникает в ответ на неудачу обеспечить себя достаточной поддержкой, и тогда недовольство собой у Диогена проецируется на окружающих, превращаясь в подозрительную активность, от которой приходится защищаться.
Итак, Диоген отрицает свою нужду в окружении. Но как известно, за демонстративными переживаниями часто скрывается их полная противоположность. Неспособность устанавливать доверительные отношения с людьми приводит к чрезмерной фиксации на своеобразных «промежуточных» объектах, которыми становятся потенциально полезные предметы – с ними устанавливается прочная связь, разрыв которой провоцирует возвращение всепоглощающего одиночества.
Профилактика и коррекция
Если синдром Диогена является дорогой от общества к себе, тогда лучшим способом профилактики станет поддержка обратного процесса. Возможно, синдром Диогена появляется как реакция на отчаяние и невозможность найти свое место в чужом мире. Тогда человек начинает формировать мир вокруг себя из доступного хлама и отходов жизнедеятельности других, более успешных людей.
В гештальт-терапии важным признаком психического здоровья является хорошо организованный процесс обмена между организмом и окружающей средой: когда опознанные в теле потребности находят свое удовлетворение в том, что находится за его пределами. «Музей бесполезных изделий», в котором живет Диоген-Плюшкин, создает вокруг организма непроницаемый барьер, за который не может проникнуть жизнь.
Один герой говорил: «Когда чаша страдания переполняется, ее необходимо отдать обратно».
Также можно поступать и в случае Диогена. Например, оставить себе только то, что полезно или хотя бы просто красиво в данный момент. Человек – это то, что он поддерживает. То усилие, которое разворачивается здесь и сейчас. Важнее сосредоточиться на обмене, на взаимодействии между собой и окружением, чем собирать результаты этого опыта. Со слов Мамардашвили, прошлое является врагом мысли. Если посвящать много времени на ревизию того, что уже произошло, на настоящее может не хватить усилий.
Помощь Диогену заключается в попытке развернуть его в другую сторону – от обесценивания отношений в сторону признания их важности, от разочарования в предоставленных миром возможностях к ценности собственного бытия, от бесконечной ревизии прошлого и подготовки к будущему (а вдруг весь этот хлам пригодится и спасет мир) к погружению и присутствию в настоящем.
Чаще всего недуг поражает пожилых людей.
Для начала отделим психиатрический диагноз от вполне здоровой, но несколько преувеличенной необходимости человека накапливать огромное количество вещей, которыми он не пользуется.
Первое состояние связано с возрастными, органическими повреждениями головного мозга. Не секрет, что старость, которую многие называют «развитием наоборот», сопровождается значительными изменениями в эмоционально-волевой сфере. К таковым относят нарастающую подозрительность, нелюдимость, страх обнищания и ущерба и, соответственно, склонность к накопительству.
Возникают чувства малоценности и недовольства собой. Старость – это то время, когда личность получает шанс интегрировать все события своей жизни в целостную картину и насладиться мудростью и покоем. Если этого не происходит, то остается лишь объяснять недовольство собой прошлыми ошибками, которые уже нельзя исправить. Ощущение собственной нереализованности не позволяют «оседлать» колесницу судьбы и направить ее в будущее.
С личностью Диогена данное расстройство связано лишь отчасти. А именно, в том месте, которое касается маргинальности древнегреческого философа, его стремления игнорировать социальные нормы, ставить на первое место среди жизненных ценностей личную добродетель, а не общественные достижения.
В другом важном пункте – страсти к накоплениям – этот симптом относится к Диогену как белое к черному, поскольку известно, что, стремясь к простоте, философ выбросил свою единственную чашку, увидев, как мальчик пьет воду из ручья, зачерпывая ее ладонями. Степан Плюшкин – вот чей образ мог бы дополнить описание симптома: как хорошо известно из курса школьной литературы, даже одежда гоголевского героя состояла из удивительного количества дряхлых и разнородных вещей.
Навязчивое накопительство
Народная мудрость гласит: «Выкидывая хлам, главное – не начать его рассматривать». При погружении в бессмысленное накопительство люди в большей степени контролируют прошлое, нежели осваивают настоящее. В экзистенциальном измерении это соответствует меланхолическому мировосприятию.
Порой нам бывает жаль расставаться с вещами, которые являются якорями для приятных и волнительных воспоминаний. Как будто, выбрасывая бесполезный сейчас предмет, мы предаем навсегда связанные с ним переживания. И также выбрасываем их на помойку, отказываемся от них и теряем к ним доступ. Словно бы память – это наряженная новогодняя елка, которая становится жалкой, когда игрушки отправляют храниться на чердак.
Проблема в том, что часто за деревьями не видно леса. Многочисленные предметы, которые при изрядной сноровке действительно можно было бы использовать, теряются среди массы таких же, отложенных на потом. Часто мы даже не помним об их существовании, обращая на них внимание лишь тогда, когда дело доходит до уборки. Удивляемся тому факту, что до сих пор не нашли им применения, а иногда и вовсе не понимаем, как удавалось жить, не пользуясь этими пыльными сокровищами. И вновь отправляем их в запасники, но уже нагруженными смыслами и ожиданиями. И так может повторяться до бесконечности.
Правда, которая стоит за этими перемещениями предметов из зоны безразличия в зону интереса, достаточно проста, но при этом может показаться не очень приятной. Она заключается в том, что все, что хранится нами, фактически не используется. Иначе оно все время было бы под рукой. Фактически, хранить означает владеть бесполезными вещами, которые никаким значением, кроме символической функции по «обереганию воспоминаний», не обладают.
Мы можем обозначить зону живого интереса, в которой находятся предметы, связанные с текущей жизненной ситуацией. Это может быть что-то, связанное с работой, актуальными хобби, всем тем, что поддерживает привычный уровень жизненного комфорта. Периодически по ходу изменения ландшафта деятельности какие-то предметы покидают эту зону, а какие-то в ней оказываются. И это совершенно нормальный процесс. Предметы, как игроки хоккейной команды – кто-то играет в высшей лиге, кто-то спустился в первую, а кто-то, в силу различных обстоятельств уселся на скамейку запасных или вообще закончил спортивную карьеру. Важно уметь расставаться с тем, что фактически из опоры для интереса превратилось в обузу.
В гештальт-терапии одной из ценностей хорошего контакта с чем-либо является способность в нужное время ставить точку. Если этого не происходит, тогда отношения невозможно завершить, и тогда нельзя с уверенностью сказать, что что-либо вообще состоялось. Потому что у этого не будет конца. Чтобы день закончился, мне необходимо закрыть глаза и заснуть. Закончить отношения с этим днем, чтобы построить отношения с новым.
Представляете, что будет, если все время находиться в состоянии бессонницы? Так и здесь, как будто я хронически пытаюсь взять от ненужных вещей что-то еще, невзирая на то, что отношения с ними уже закончились. Можно сказать, что это особый способ игнорирования реальности.
Страх завершить отношения с объектом привязанности напоминает тревогу маленького ребенка, который экспериментирует со своим автономным от матери существованием. Вот он отходит от поддерживающих его рук, отделяется от опоры и вступает в пространство свободы и неопределенности, в котором все зависит только от него. Это одновременно и пугает, и вдохновляет.
Когда волнения становится слишком много, он возвращается для того, чтобы «подзарядиться» поддержкой, опытом совместности. А что если отойти от матери окончательно так и не получается? Если мы продолжаем держать ее в поле зрения, поскольку нам не удается взять некую «несгораемую» сумму уверенности и признания и сделать ее частью себя?
Похоже, что вещи каким-то образом придают нам устойчивость в меняющемся мире, причем эта устойчивость носит буквальный характер – порой вес хлама достигает нескольких десятков килограмм. Как будто состоявшийся опыт нуждается в подтверждении себя накопленными культурными артефактами, как будто можно утратить целостность личной истории, отнеся на помойку ее материальные компоненты.
Все, что случалось раньше, должно быть линейно и необратимо. Но для многих диск, купленный в подземном переходе по случаю окончания сессии, должен всегда находиться где-то поблизости как символ того, что это событие по-прежнему является важным. Даже если этот фильм никогда с тех пор не пересматривался. Мы словно бы не способны от чего-то отказаться и признать это несущественным и неактуальным. Это похоже на консервацию жизни в строго отмеренном наборе ингредиентов, как будто без одного из этих компонентов ощущения обеднеют, и их качество значительно ухудшится.
Возможно, где-то в этом кроется жалость к себе, невозможность признать, что некоторые выборы с точки зрения жизненной перспективы оказались не слишком удачными, страх начать жизнь с чистого листа и шагнуть вперед. Вместо этого мы сохраняем знакомую территорию для отступления. Это своеобразная замена действия подготовкой условий для этого действия, как будто хаос, накопленный вокруг, каким-то волшебным образом без нашего участия организуется в законченную и прекрасную форму.
Но для того, чтобы в жизни появилось что-то новое, необходимо уступить этому дорогу. Одним из лучших способов справиться со страстью к накопительству является творчество. Накопительство – это своеобразная стагнация, тогда как творчество, полное риска, ошибок и вдохновения, олицетворяет собой прямую противоположность стабильности и застоя.
Социальная изоляция
Социальная изоляция подразумевает под собой не только добровольное затворничество, при котором человек большую часть своей жизни проводит на территории своего жилища, но и отделение себя от само собой разумеющихся общественных норм. Изоляция сужает весь мир до размеров обитаемого пространства, в котором устанавливаются свои собственные правила. Все остальное снаружи как будто бы не существует, и тогда символическое послание затворника очень простое – оставьте меня в покое.
И тогда возникает много вопросов – а что такого произошло между ним и средой? Почему возбуждение и интерес, которые мы обычно испытываем к миру как набору разнообразных возможностей откатились назад, как морская волна во время отлива? Любопытство покидает реальность, и она теряет свою привлекательность и форму, как воздушный шарик без газа.
На мой взгляд, главная метафора переживания Диогена (уединение) в этом случае связана не с символом зрелости и духовного поиска, а с разочарованием и безнадежностью. Когда инвестиции, вложенные в бурный социальный рост, не оправдывают главного ожидания, а именно – не увеличивают количество счастья и не приносят удовлетворения. Когда социальная роль блестяще отыграна, а спектакль заканчивается, и зрители покидают вип-ложи, пустота на сцене оказывается настолько огромной, что на нее не получается набросить занавес. Разочарование становится настолько сильным, что лучшим выходом становится способность вообще ничего не хотеть. И тогда место разочарования занимает хроническая печаль.
Диоген делает из страха быть брошенным полную противоположность – желание бросить всех первым – и воспринимает неосознанную тоску как достоинство.
Отсутствие стыда
Нормальный, не токсический стыд является важным регулятором поведения человека. Стыд помогает контролировать уровень психического возбуждения, останавливая неуправляемую активность в том месте, где появляется взгляд другого человека. Стыдом я подтверждаю значимость видения другого. Если стыда нет – тогда можно все. С другой стороны, стыд появляется тогда, когда дело касается нас самих. Когда то, что происходит, очень интимно и имеет прямое отношение к нам «настоящим». Отсутствие стыда также говорит о том, что я плохо представляю, кто я такой.
Стыд – это чувство, возникающее в контакте. Чтобы появился стыд, необходим тот, кто наблюдает и стыдит. Бесстыдство, таким образом, является следствием тотального обесценивания тех, кто раньше был дорог, или к кому получалось прислушиваться.
Одиночество и негативизм
Обладатели синдрома Диогена всячески демонстрируют свою самодостаточность. Складывается впечатление, что они не только не нуждаются в контактах, но и воспринимают попытку близких быть с ними рядом как угрозу. Может быть, эта угроза связана со страхом нарушения привычного уклада жизни, поскольку способ существования Диогена редко находит поддержку у окружающих. А может быть, ощущение угрозы возникает в ответ на неудачу обеспечить себя достаточной поддержкой, и тогда недовольство собой у Диогена проецируется на окружающих, превращаясь в подозрительную активность, от которой приходится защищаться.
Итак, Диоген отрицает свою нужду в окружении. Но как известно, за демонстративными переживаниями часто скрывается их полная противоположность. Неспособность устанавливать доверительные отношения с людьми приводит к чрезмерной фиксации на своеобразных «промежуточных» объектах, которыми становятся потенциально полезные предметы – с ними устанавливается прочная связь, разрыв которой провоцирует возвращение всепоглощающего одиночества.
Профилактика и коррекция
Если синдром Диогена является дорогой от общества к себе, тогда лучшим способом профилактики станет поддержка обратного процесса. Возможно, синдром Диогена появляется как реакция на отчаяние и невозможность найти свое место в чужом мире. Тогда человек начинает формировать мир вокруг себя из доступного хлама и отходов жизнедеятельности других, более успешных людей.
В гештальт-терапии важным признаком психического здоровья является хорошо организованный процесс обмена между организмом и окружающей средой: когда опознанные в теле потребности находят свое удовлетворение в том, что находится за его пределами. «Музей бесполезных изделий», в котором живет Диоген-Плюшкин, создает вокруг организма непроницаемый барьер, за который не может проникнуть жизнь.
Один герой говорил: «Когда чаша страдания переполняется, ее необходимо отдать обратно».
Также можно поступать и в случае Диогена. Например, оставить себе только то, что полезно или хотя бы просто красиво в данный момент. Человек – это то, что он поддерживает. То усилие, которое разворачивается здесь и сейчас. Важнее сосредоточиться на обмене, на взаимодействии между собой и окружением, чем собирать результаты этого опыта. Со слов Мамардашвили, прошлое является врагом мысли. Если посвящать много времени на ревизию того, что уже произошло, на настоящее может не хватить усилий.
Помощь Диогену заключается в попытке развернуть его в другую сторону – от обесценивания отношений в сторону признания их важности, от разочарования в предоставленных миром возможностях к ценности собственного бытия, от бесконечной ревизии прошлого и подготовки к будущему (а вдруг весь этот хлам пригодится и спасет мир) к погружению и присутствию в настоящем.
